Курц со звонким щелчком взвел курок полицейского револьвера.
– Открой глаза, или я тебя пристрелю, – мягким, почти ласковым голосом проговорил он.
Глаза Кёрли широко раскрылись. Он тут же раскрыл рот, чтобы что-то сказать.
– Заткнись! – прикрикнул Курц и кивнул на Лэрри. – Вышвырни его вон.
Бледное лицо недавно освобожденного преступника побледнело еще сильнее.
– Долбаный Христос. Я не могу…
– Вышвырни его, – повторил Курц. Он окинул беглым взглядом дорогу впереди, а затем снова повернулся и наставил «кольт» в лицо Кёрли.
Опираясь на скованные наручниками за спиной запястья, Кёрли плечом оттолкнул Mo, закинул ноги на сиденье и вытолкнул Лэрри из двери. Ему пришлось дважды пнуть труп, прежде чем тот вывалился. В салон ударил порыв морозного воздуха. Очевидно, из-за снежного бурана движения на Янгмэнской магистрали почти не было.
– Кто заказал вам мое убийство? – спросил Курц. – Только будь осторожен. У тебя не так уж много вариантов правильного ответа.
– Иисус Христос, – простонал Кёрли. – Никто нас не нанимал. Я даже не знаю, что ты за х… такой. Я даже…
– Неправильный ответ, – оборвал его Курц. Он кивнул на Mo и на открытую дверь, за которой со страшной скоростью мелькала обледеневшая мостовая.
– Иисус Христос! Я не могу… он еще живой… послушай, пожалуйста…
Машина въехала на чуть заметное искривление дороги, и ее повело в сторону. Следя одним глазом за зеркалом заднего вида, Курц выровнял машину и снова обернулся назад, нацелив пистолет теперь в промежность Кёрли.
– Валяй, – приказал он.
Когда Кёрли подтолкнул Мо к открытой двери, тот начал приходить в чувство. Бьющий в лицо ледяной ветер вернул этому крупному и сильному мужчине вполне достаточно сознания для того, чтобы он ухватился за сиденье, намереваясь бороться за свою бесценную жизнь. Кёрли посмотрел на пистолет в руке Курца и обеими ногами – одной в лицо, а другой в живот – изо всей силы пнул Мо. Мо вылетел в ночь и с отчетливо слышимым влажным звуком шлепнулся на асфальт.
Кёрли, задыхаясь, жадно хватал ртом воздух, не сводя взгляда с оружия Курца. Его ноги лежали на заднем сиденье, но он, очевидно, пытался найти возможность пнуть Курца.
– Попробуй только пошевелить ногой без разрешения, и получишь пару пуль в брюхо, – все тем же мягким голосом пообещал Курц. – Давай попробуем снова. Кто вас нанял? И помни, у тебя больше нет права на ошибочные ответы.
– Ты все равно пристрелишь меня, – ответил Кёрли. Он стучал зубами от страха и от ледяного ветра, врывавшегося в открытую дверь.
– Нет, – сказал Курц. – Я этого не сделаю. Не сделаю, если ты скажешь мне правду. У тебя остался последний шанс.
– Женщина, – произнес Кёрли.
Курц поглядел на дорогу и снова уставился на своего пленного. Это казалось ему бессмысленным. Насколько ему было известно, «Мечеть» блока «Д» так и не отменила фетву против него и предлагала за его голову награду в 10 000 долларов. У Малыша Героина, сынка дона Фарино, все еще торчавшего в тюряге, тоже было несколько причин, по которым он с радостью увидел бы Курца мертвым, а Малыш Героин всегда был дешевым сукиным сыном и вполне мог нанять такое отребье, как Марионетки. Банда наркоторговцев из центра города, именующая себя «Благотворительным клубом Сенека-стрит», тоже как-то объявила, что Джо Курцу следует умереть. У него было еще несколько врагов, каждый из которых мог бы кого-нибудь нанять. Но женщина?
– Плохой ответ, – сказал Курц, направляя пистолет в живот Кёрли.
– Нет, клянусь Иисусом Христом, я говорю правду! Брюнетка. Ездит на «Лексусе». Заплатила пять тысяч наличными вперед, а еще пять обещала отдать, когда прочитает о тебе в газетах. Это она сказала, что ты сегодня, скорее всего, будешь без оружия, потому что у тебя встреча с надзирающим полицейским. Иисус Христос, Курц, ты же не можешь…
– Как ее зовут?
Кёрли дико замотал головой. Как ни странно, он был лысым.
– Фарино. Она не называлась… но я уверен в этом… Это сестра Стиви, Малыша Героина.
– София Фарино мертва, – сказал Курц. Он имел основания не сомневаться в этом.
Теперь Кёрли уже кричал. Он тараторил так быстро, что изо рта брызгали слюни.
– Это не София Фарино. Другая. Старшая сестра. Я однажды видел фотографию их семьи, она была у Малыша при себе в каталажке. Как же ее звать-то? Эта гребаная монашка, Анжелика, Анжела… какая-то макаронная кликуха…
– Анжелина, – сказал Курц.
Лицо Кёрли перекосилось.
– А теперь ты меня пристрелишь! Я сказал тебе всю долбаную правду, но ты…
– Необязательно, – перебил его Курц. Хотя снег повалил еще сильнее, а эта часть автострады имела печальную известность из-за многочисленных аварий, которые случались здесь во время гололедицы, Курц прибавил скорость до семидесяти пяти и кивнул на открытую дверь.
Глаза Кёрли чуть не вылезли из орбит.
– Ты, ё. ный шутник… Я не могу…
– Ты можешь получить пулю в башку, – перебил его Курц. – После этого я тебя все равно выкину. Ты можешь сделать резкое движение и получить пару штук в живот; возможно, при этом мы разобьемся. Или же ты можешь рискнуть, выброситься из двери и перекатиться. К тому же там есть немного снега. Наверное, это будет так же мягко, как плюхнуться на гусиную перину.
Кёрли с диким выражением уставился на дверь.
– Тебе решать, – добавил Курц. – Но на это у тебя только пять секунд. Решай. Один. Два…
Кёрли выкрикнул что-то нечленораздельное, выпрямился на сиденье, затем съежился как мог и вывалился из двери.
Курц поглядел в зеркало. Позади заметались фары – это автомобили пытались объехать неожиданно появившееся на дороге препятствие. Их заносило, они подпрыгивали на чем-то вроде кочки, и вскоре далеко позади «Вольво» Курца возникла пробка.